Матери-«охотницы»
Мать-«фарфоровая кукла». Она была очень нежной, любящей, преданной матерью, но беда заключалась в том, что, стоило малютке проявить малейшее недовольство — женщина тут же терялась.
Например, когда дочь принималась плакать (как часто делают младенцы в колыбельке), женщина бросалась к ней, хватала девочку на руки и восклицала: «Маленькая, что с тобой? Ты дышишь? Боже, не допусти, чтобы моя крошка умерла!»
Когда малышка испытывала ярость и ее лицо краснело, точно помидор — мама мгновенно впадала в панику и принималась умолять: «Пожалуйста, не кричи! У твоей мамы от этого уши болят». Иной раз она и впрямь закрывала уши руками, чтобы не слышать криков и девочке приходилось самой справляться с вышедшими из-под контроля эмоциями. Мамочка-«фарфоровая куколка» очень легко «бьется». Она не в состоянии справиться с неприятной или напряженной ситуацией. Она не умеет устанавливать границы, и проблемы ребенка подавляют ее, захлестывают точно так же, как и ее собственные.
Став постарше, дочь искала у матери утешения и, когда ей снился страшный сон или просто становилось грустно, она не успевала даже объяснить, в чем дело: мама уже прижимала ее голову к своей груди так сильно, что той трудно было дышать: «Я с тобой, — шептала она своей дочке. — Не горюй, лапонька!»
Любовь такой мамы «удушающая», она стоит у ребенка над душой, пытаясь оградить от всех возможных бед. Ее усилия «погасить спичку пеной огнетушителя» приводят к тому, что ребенок все глубже уходит в себя.
…Дочь росла, пыталась кое-что выпрашивать, заявлять свои права, но в один момент уже больше не могла сдержаться: «Ты ничего мне не позволяешь! — кричала она. — Ты лишаешь меня общения, жизни и всякого удовольствия! Ненавижу тебя!..»
Мать-«охотница». Его мать всегда была рядом, подбадривая в любом начинании и радуясь успехам сына не меньше, чем он сам. «Ты – победитель!» – твердила она ему перед началом баскетбольного матча, и при такой поддержке мальчишка отличался во всем: и в спорте, и в учебе, и в школьном совете.
Он рос, ощущая, что его любят и им гордятся. Хотя, взрослым начал понимать прямо противоположную сторону материнского обожания. К примеру, когда ему не удалось получить главную роль в школьном спектакле, мама была разочарована: «Ты же Джонсон, а Джонсоны не проигрывают. В другой раз не подводи меня!», — сказала она ему строго глядя в глаза. И затеяла скандал с руководством школы, яростно требуя отчета, почему они так отнеслись к ее ребенку. Мать палила из всех пушек по обеим мишеням.
Она эгоистично относилась к успехам сына и, при любом удобном случае, обязательно заставляла его отчитаться перед всеми: «Расскажи-ка нам о своем научном проекте!» и, сияя от счастья, наблюдала, как он развлекает честную компанию.
Ее потребность быть «выдающейся» колебалась между двумя способами выражения. Иногда ей было достаточно купаться в лучах славы сына, осознавая, что его достижения бросают яркий отблеск и на нее. Но в другие моменты ей требовалась хвала непосредственно за ее собственные заслуги, и тогда женщина рассказывала о себе со множеством подробностей, не жалея времени на изложение деталей и драматические паузы.
В колледже, когда сына бросала подружка или он получал плохую оценку на экзамене, он тут же звонил матери, и она с готовностью принимала участие в разыгрывавшейся драме, браня профессоров и девушку, которая попросту его не стоила. Мать уверяла юношу, что он самый умный и красивый во всем университете и, что ему нужно лишь встретить людей, которые смогут его понять. Она упорно повторяла: «Ты – восходящая звезда. Сделай так, чтобы я гордилась тобой!» Это помогало, по крайней мере, до следующего экзамена или до разрыва с очередной подружкой.
Мать-«призрак». «Большую часть времени я чувствовал уют и покой одиночества. У нас был большой дом, и мне в детстве казалось, что он просто огромный и бесконечный. Он был сумрачным даже в дневное время. Странно, когда я мысленно возвращаюсь в этот дом, то никого, кроме себя, там не вижу. Он пуст.
Я знаю, что мама много времени проводила дома, но я как-то не припоминаю, чтобы я с ней общался. Я вижу ее либо за книжкой, либо на кухне. Она все время была очень занята, встанет и крутится по хозяйству. Когда я пытаюсь вспомнить, что разговариваю с ней, у меня ничего не получается.
Есть и другие воспоминания. Она часто лежала в постели. Просто лежала и лежала — часами. Отец велел мне оставить ее в покое, мама плохо себя чувствовала. Тогда я выходил на улицу и играл в свои игры, придумывал свой мир. Странно, но я вовсе не чувствовал себя ужасно одиноким. Мне не казалось, что чего-то не хватает или я чего-то недополучаю, просто было сумрачно или пусто.
Когда она возвращалась домой с работы, то чувствовала себя усталой, взвинченной и все время раздражалась. Я не был виноват в этом, но, когда она была в таком настроении, не стоило ее трогать. Мне не хотелось вертеться у нее под ногами. Она готовила ужин, мы все вместе садились за стол, но семейного тепла недоставало.
Потом, повзрослев, я довольно много времени проводил вне дома. Не потому, что я избегал или мать, или наш дом, просто мне очень не нравилась эта эмоциональная пустота. Странно. Мама ведь хороший, симпатичный человек…».
Мать-«босс». «Мама стремилась создать дома такую обстановку, в которой я могла бы впитать истинные ценности и научиться делать правильный выбор. Она внушала мне здравые принципы и разумное отношение к жизни. Ее дочь поджидал полный угроз мир, поэтому девочку нужно было заранее вооружить и подготовить к трудной борьбе.
У мамы были твердые принципы, взгляды и ценности. Она имела собственное понятие обо всем – о школе, о компаниях, о профессиональной карьере, о сексе, о финансах и т.д. Она много читала и сама выработала эти идеи и была не из тех легкомысленных людей, которые сами толком не знают, во что они верят. Она-то твердо стояла на ногах и отстаивала свои убеждения.
Благодаря ее усилиям, я была первой ученицей в «школе жизни имени моей мамы». И ее принцип был всегда единственно правильный. Мама любила давать распоряжения и твердила: «Начальники даны тебе во благо, подчиняйся без разговоров» и покуда я безоговорочно принимала и разделяла эти взгляды, все шло хорошо. Но в тех редких случаях, когда я пыталась не подчиниться «единственно правильному», то мой мятеж подавлялся в зародыше. Если я выражала сомнение в каком-либо праве мамы, то оказывалась под давлением мощной критики, и у нас возникали серьезные трения. Став постарше, я предпочитала обращаться с вопросами к другим людям, так как уже точно знала, что понимания и помощи мне не найти. Несмотря на то, что она была хорошим человеком и очень самоотверженной женщиной, в ее отношениях неизменно воспроизводилась одна и та же установка: «Сколько бы лет тебе ни исполнилось, я всегда буду твоей матерью и начальником, а ты всегда будешь моим ребенком!»
От автора: За основу взята книга «Фактор матери» Генри Клауда и Джона Таунсенда.
Алена Стивенс, психолог, специально для The Dallas Telegraph
Фото Анна Радченко