лев кардонский [даллас, техас] пестрая палитра первых иммигрантов русскоязычного далласа состоит как из медиков, бизнесменов, строителей, так и из музыкантов. скрипка льва кардонского, иммигранта из риги, была одной из первых «русских скрипок» северного техаса, – сообщает the dallas telegraph. — лев, когда вы приехали в сша? — в 1975 году. к тому времени мой брат уже как пять лет выехал из советского союза, он и прислал мне вызов. у меня был выбор — остаться в австрии, мне предлагали работу в вене, или уехать в америку. но когда пришел вызов из далласа, я решил выбрать второе. — сколько времени прошло между тем, как вы подали документы в американское консульство на выезд и тем временем, когда вам дали возможность уехать? — четыре месяца. на то время я работал в театре оперы и балета латвии. когда подал документы, то понимал, что могу лишиться работы. но так вышло, что в театре не хватало музыкантов, и мне даже дали лучшую ставку. так что я работал до последнего дня, пока не уехал. хотя многие, кто узнавал о моих планах по выезду, называли меня врагом народа. — как вы стали музыкантом? — моя мама очень хотела, чтобы мы с братом играли на скрипке, поэтому определила нас в музыкальную школу. потом музыка увлекла меня, и я поступил в училище, а затем и в консерваторию. я окончил музыкальное училище у руководителя владислава стурестепа, консерваторию по классу скрипки – у известного дирижера камерного оркестра юлиса сандецкиса. отслужил год в армии в ансамбле песни и пляски прибалтийского военного округа. мне нравится скрипка, — это очень интересный инструмент. — сразу ли вы осознали, что музыка — ваша жизненная профессия? — осознание приходило постепенно, год за годом. когда я начал учиться у хороших педагогов, то возник и интерес, который закрепился после записи моей игры на радио в елгаве. в молодости, между прочим, я был живчиком. везде успевал, — кроме музыки занимался спортом — культуризмом, боксом, бегом. — кем были ваши родители? — мама, роза местер, приехала в ригу из провинции. со своим первым мужем они открыли частную парикмахерскую. потом началась война. ее мужа забрали на фронт, а она вместе с дочкой и мамой смогла выехать в ташкент, что и спасло их. первый муж мамы погиб на войне. из ташкента она вернулась уже в советскую прибалтику. поселилась в одной из пустующих квартир на 6-м этаже дома, где во время войны располагалась эсэсовская школа. вскоре мама познакомилась с мужчиной, который стал ее вторым мужем — моим папой. вот в этой квартире на 6-м этаже я и родился в 1946 году, там и вырос. моя бабушка дожила до преклонных лет, она умерла в 90-летнем возрасте. мой папа, мортко (михаил) кордонский, был родом из молдавского кишинева, в риге работал кладовщиком, заведовал выдачей ресторанам продуктов со склада. до второго замужества мама активно помогала коммунистам, бегала, листовки разносила — не знала, что делала. по своей наивности она верила коммунистам…. — при каких обстоятельствах вы поняли, что с советской страной что-то не так и надо оттуда уезжать? — еще во время моей учебы в училище, приоритет отдавали латышам, русским, а потом — всем остальным. евреев в советском союзе, вы же знаете, сильно зажимали. когда мой брат сказал, что через москву будет уезжать из страны, мама с сестрой испугались — никто не знал, чем это может закончиться для нас. тем более, что моя сестра была большим ученым-математиком. правда, вскоре после моего отъезда в америку, сестру пригласил в израиль для работы над диссертацией ее начальник, так она и уехала. последней каплей для меня стали страх и неизвестность, унижения и неуверенность в той стране. я подумал, что надо что-то менять. если даже в сша я не смогу играть в оркестре, то буду на улице играть, если и такой возможности не останется, то все равно найду какую-то работу. кстати, еще в прибалтике у меня был опыт игры в ресторане «лидо» в юрмале, так что, когда устроился на работу в ресторан «старая варшава» уже в далласе, то почувствовал себя, как дома. — что вы ощутили, когда впервые выехали за рубеж? — когда я приехал в вену, то не сразу понял, где нахожусь — настолько это был другой мир. у меня с собой была скрипка, чемодан, 100 долларов и три палки колбасы на случай, если проголодаюсь. таких, как я, иммигрантов из ссср, поселили на 6-м этаже многоэтажного здания, и начали вызывать на собеседование в американское посольство. нам помогала организация jewish family service. во время ожидания своей участи сначала в вене, а потом и в риме, я познакомился со многими хорошими людьми. одна из самых памятных встреч — с художником из москвы владимиром рыклиным. он подарил мне несколько своих картин. в италии я уже снимал квартиру, нам выдали продуктовые пайки и у меня появилась возможность увидеть италию — это было «золотое время». а потом пришел вызов из далласа, и я улетел в сша. — помните ли вы то мгновение, когда в далласе вышли из самолета? — помню, как мне в лицо пахнул обжигающий летний воздух. это и был техас. в числе группы из других шести одиноких людей меня поселили в крохотные апартаменты, правда, с едой в холодильнике и всем необходимым для жизни. в нашей группе был еще художник, а также человек, который позже открыл бизнес по производству игрушек. позже он уехал в лос-анджелес. — какими были ваши первые впечатления от америки? — страна очень шикарная, я люблю здесь все. но есть и свои нюансы: многое зависит от того, на кого ты работаешь. если хозяин хочет заработать, так это его право, как и твое право работать у него, или искать другую работу. еще мне нравится свобода слова в америке. — какой была ваша первая работа? — я начал изучать английский, а параллельно меня пытались устроить на работу, сначала познакомив с виолончелистом мистером аронсоном. именно он и посоветовал мне попробовать себя в качестве скрипача в ресторане «старая варшава». там играл пианист. в первый вечер я спросил его, что нужно играть, он просто протянул мне ноты. сначала меня приглашали играть на 2 дня в неделю, потом на 4, потом на 6. и вот уже в течение 37 лет шесть вечеров в неделю я играю в ресторане далласа «старая варшава». первым владельцем ресторана был поляк, он держал очень хороших поваров, потому ресторан был популярным. потом «старую варшаву» у него перекупил итальянец, между прочим, очень хороший работодатель. теперь же «старой варшавой» владеет иранец. кроме ресторана в течение десяти лет я работал в опере и в симфоническом оркестре форт-уэрта. устроиться в симфонический оркестр было тогда непросто — конкурс составлял 100 человек на место. но меня взяли. часто приходилось из ресторана отпрашиваться на концерты. однако из-за большой нагрузки пришлось выбирать. и я выбрал «старую варшаву». — была ли у вас другая дневная работа после того, как вы ушли из симфонического оркестра? — помню, ко мне приехал родственник из израиля, решил в америке купить ремонтную мастерскую автомобилей. он вложил в это дело 30 тысяч долларов. но ему пришлось уехать. думали, что ненадолго, поэтому я согласился помочь с управлением компанией. а я, представьте, даже не знал, чем отличается задний бампер от переднего. вся история растянулась на пять лет. из-за конфликта с полицией в израиле, родственника не впустили в сша и нужно было что-то решать с его бизнесом. я продал бизнес по частям, выручив всего 17 тысяч долларов. зато я научился ремонтировать автомобили, и даже купил старый «форд» за 300 долларов и сам его восстановил. после этого я пошел продавать золото в магазине, где проработал 3-4 года. затем устроился в известный в америке дорогой антикварный магазин «гамс». я всегда любил антиквариат, но «гамс» научил меня разбираться в старинных вещах. однажды ко мне пришел клиент — в обычных джинсах, скромно одетый. я спросил его, чем могу помочь. он ответил, что хочет купить на день рождение жены вазочку, но в пределах 10 тысяч долларов. я предложил ему вазу марки waterford, она была уникальной. и он ее купил. оказалось, что этот человек в джинсах — владелец магазинов walmart сэм уолтон. представляете, он в то время жил в далласе! как только «гамс» закрылся в галерее, я устроился там же в небольшой магазинчик stereo 2000, который продавал дорогую мелкую электронику. в этом магазине я проработал примерно 10 лет с перерывом в 2 года – уходил к михаилу фрумкину в его магазин russian island, который тогда тоже располагался в галерее. stereo 2000, в конце концов, закрылся из-за высокой стоимости аренды. я устроился в магазин электроники fry’s в гарланде — в отдел телевизоров, там проработал семь лет, пока в прошлом году не уволился. все эти годы принимал музыкантов из ссср, в частности, из риги, сам собирал музыкальный коллектив для гастролей в советский союз, был художественным руководителем коллектива музыкантов dallas unlimited. сейчас собираю группу музыкантов для концертов в швейцарии. я выпустил несколько дисков, был номинирован на премию грэмми. также я в свое время вложил деньги в ресторан russian room, который в 1990-х годах работал в далласе. его очень любили богатые американцы, приходил к нам и росс перо, и другие известные люди. я привозил туда хороших музыкантов. — расскажите о вашей семье, пожалуйста. — с супругой еленой я познакомился уже здесь, в далласе. она — сестра жены эдуарда эпштейна. вы, кстати, писали о нем в одном из предыдущих номеров the dallas telegraph. сейчас жена временно проживает с мамой, нужно помочь пожилому человеку. сын джеральд окончил два университета. он криминальный адвокат, ведет практику во флориде и в техасе. — чем увлекаетесь, кроме работы и музыки? — я собираю старые вещи. у меня большая коллекция советских медалей, старых советских и немецких документов. думаю, что передам коллекции сыну. помню, когда мы ездили в ссср, то давали бесплатный концерт в воинской части. благодарные военные одарили нас военными шапками-ушанками, тужурками. по просьбе сестры я тогда же вез в америку шесть семейных серебряных ложечек. на границе советские таможенники меня остановили, обвинив в контрабанде, изъяли не только ложечки, но и военные ушанки, а также оштрафовали на 50 долларов. — на какой скрипке вы играете? — у меня французская скрипка. попала она ко мне очень интересно. как-то в израиле разговорился с сестрой, она пожаловалась, что ее сын перестал играть на скрипке, а инструмент пылится под кроватью. я попросил взглянуть на скрипку, а когда заиграл на ней, то был потрясен громкости и богатству звука инструмента. естественно, я купил эту скрипку за 2 тысячи долларов. оказалось, что эта скрипка — произведение известного французского мастера позапрошлого века. — а что отличает гениального скрипача от рядового? — я не считаю себя гениальным скрипачом, но также я и не рядовой музыкант. я могу открыть ноты и с первого раза сыграть музыкальную композицию, которую вижу в первый раз. для меня важно, чтобы мои слушатели познали в музыке душу…. текст и фото сергея тараненко.
[Даллас, Техас] Пестрая палитра первых иммигрантов русскоязычного Далласа состоит как из медиков, бизнесменов, строителей, так и из музыкантов. Скрипка Льва Кардонского, иммигранта из Риги, была одной из первых «русских скрипок» Северного Техаса, – сообщает The Dallas Telegraph.
— Лев, когда вы приехали в США?
— В 1975 году. К тому времени мой брат уже как пять лет выехал из Советского Союза, он и прислал мне вызов. У меня был выбор — остаться в Австрии, мне предлагали работу в Вене, или уехать в Америку. Но когда пришел вызов из Далласа, я решил выбрать второе.
— Сколько времени прошло между тем, как вы подали документы в американское консульство на выезд и тем временем, когда вам дали возможность уехать?
— Четыре месяца. На то время я работал в театре оперы и балета Латвии. Когда подал документы, то понимал, что могу лишиться работы. Но так вышло, что в театре не хватало музыкантов, и мне даже дали лучшую ставку. Так что я работал до последнего дня, пока не уехал. Хотя многие, кто узнавал о моих планах по выезду, называли меня врагом народа.
— Как вы стали музыкантом?
— Моя мама очень хотела, чтобы мы с братом играли на скрипке, поэтому определила нас в музыкальную школу. Потом музыка увлекла меня, и я поступил в училище, а затем и в консерваторию. Я окончил музыкальное училище у руководителя Владислава Стурестепа, консерваторию по классу скрипки – у известного дирижера камерного оркестра Юлиса Сандецкиса. Отслужил год в армии в ансамбле песни и пляски Прибалтийского военного округа. Мне нравится скрипка, — это очень интересный инструмент.
— Сразу ли вы осознали, что музыка — ваша жизненная профессия?
— Осознание приходило постепенно, год за годом. Когда я начал учиться у хороших педагогов, то возник и интерес, который закрепился после записи моей игры на радио в Елгаве. В молодости, между прочим, я был живчиком. Везде успевал, — кроме музыки занимался спортом — культуризмом, боксом, бегом.
— Кем были ваши родители?
— Мама, Роза Местер, приехала в Ригу из провинции. Со своим первым мужем они открыли частную парикмахерскую. Потом началась война. Ее мужа забрали на фронт, а она вместе с дочкой и мамой смогла выехать в Ташкент, что и спасло их. Первый муж мамы погиб на войне. Из Ташкента она вернулась уже в советскую Прибалтику. Поселилась в одной из пустующих квартир на 6-м этаже дома, где во время войны располагалась эсэсовская школа. Вскоре мама познакомилась с мужчиной, который стал ее вторым мужем — моим папой. Вот в этой квартире на 6-м этаже я и родился в 1946 году, там и вырос. Моя бабушка дожила до преклонных лет, она умерла в 90-летнем возрасте. Мой папа, Мортко (Михаил) Кордонский, был родом из молдавского Кишинева, в Риге работал кладовщиком, заведовал выдачей ресторанам продуктов со склада. До второго замужества мама активно помогала коммунистам, бегала, листовки разносила — не знала, что делала. По своей наивности она верила коммунистам…
— При каких обстоятельствах вы поняли, что с советской страной что-то не так и надо оттуда уезжать?
— Еще во время моей учебы в училище, приоритет отдавали латышам, русским, а потом — всем остальным. Евреев в Советском Союзе, вы же знаете, сильно зажимали. Когда мой брат сказал, что через Москву будет уезжать из страны, мама с сестрой испугались — никто не знал, чем это может закончиться для нас. Тем более, что моя сестра была большим ученым-математиком. Правда, вскоре после моего отъезда в Америку, сестру пригласил в Израиль для работы над диссертацией ее начальник, так она и уехала. Последней каплей для меня стали страх и неизвестность, унижения и неуверенность в той стране. Я подумал, что надо что-то менять. Если даже в США я не смогу играть в оркестре, то буду на улице играть, если и такой возможности не останется, то все равно найду какую-то работу. Кстати, еще в Прибалтике у меня был опыт игры в ресторане «Лидо» в Юрмале, так что, когда устроился на работу в ресторан «Старая Варшава» уже в Далласе, то почувствовал себя, как дома.
— Что вы ощутили, когда впервые выехали за рубеж?
— Когда я приехал в Вену, то не сразу понял, где нахожусь — настолько это был другой мир. У меня с собой была скрипка, чемодан, 100 долларов и три палки колбасы на случай, если проголодаюсь. Таких, как я, иммигрантов из СССР, поселили на 6-м этаже многоэтажного здания, и начали вызывать на собеседование в американское посольство. Нам помогала организация Jewish Family Service. Во время ожидания своей участи сначала в Вене, а потом и в Риме, я познакомился со многими хорошими людьми. Одна из самых памятных встреч — с художником из Москвы Владимиром Рыклиным. Он подарил мне несколько своих картин. В Италии я уже снимал квартиру, нам выдали продуктовые пайки и у меня появилась возможность увидеть Италию — это было «золотое время». А потом пришел вызов из Далласа, и я улетел в США.
— Помните ли вы то мгновение, когда в Далласе вышли из самолета?
— Помню, как мне в лицо пахнул обжигающий летний воздух. Это и был Техас. В числе группы из других шести одиноких людей меня поселили в крохотные апартаменты, правда, с едой в холодильнике и всем необходимым для жизни. В нашей группе был еще художник, а также человек, который позже открыл бизнес по производству игрушек. Позже он уехал в Лос-Анджелес.
— Какими были ваши первые впечатления от Америки?
— Страна очень шикарная, я люблю здесь все. Но есть и свои нюансы: многое зависит от того, на кого ты работаешь. Если хозяин хочет заработать, так это его право, как и твое право работать у него, или искать другую работу. Еще мне нравится свобода слова в Америке.
— Какой была ваша первая работа?
— Я начал изучать английский, а параллельно меня пытались устроить на работу, сначала познакомив с виолончелистом мистером Аронсоном. Именно он и посоветовал мне попробовать себя в качестве скрипача в ресторане «Старая Варшава». Там играл пианист. В первый вечер я спросил его, что нужно играть, он просто протянул мне ноты. Сначала меня приглашали играть на 2 дня в неделю, потом на 4, потом на 6. И вот уже в течение 37 лет шесть вечеров в неделю я играю в ресторане Далласа «Старая Варшава». Первым владельцем ресторана был поляк, он держал очень хороших поваров, потому ресторан был популярным. Потом «Старую Варшаву» у него перекупил итальянец, между прочим, очень хороший работодатель. Теперь же «Старой Варшавой» владеет иранец. Кроме ресторана в течение десяти лет я работал в опере и в Симфоническом оркестре Форт-Уэрта. Устроиться в Симфонический оркестр было тогда непросто — конкурс составлял 100 человек на место. Но меня взяли. Часто приходилось из ресторана отпрашиваться на концерты. Однако из-за большой нагрузки пришлось выбирать. И я выбрал «Старую Варшаву».
— Была ли у вас другая дневная работа после того, как вы ушли из Симфонического оркестра?
— Помню, ко мне приехал родственник из Израиля, решил в Америке купить ремонтную мастерскую автомобилей. Он вложил в это дело 30 тысяч долларов. Но ему пришлось уехать. Думали, что ненадолго, поэтому я согласился помочь с управлением компанией. А я, представьте, даже не знал, чем отличается задний бампер от переднего. Вся история растянулась на пять лет. Из-за конфликта с полицией в Израиле, родственника не впустили в США и нужно было что-то решать с его бизнесом. Я продал бизнес по частям, выручив всего 17 тысяч долларов. Зато я научился ремонтировать автомобили, и даже купил старый «Форд» за 300 долларов и сам его восстановил.
После этого я пошел продавать золото в магазине, где проработал 3-4 года. Затем устроился в известный в Америке дорогой антикварный магазин «Гамс». Я всегда любил антиквариат, но «Гамс» научил меня разбираться в старинных вещах. Однажды ко мне пришел клиент — в обычных джинсах, скромно одетый. Я спросил его, чем могу помочь. Он ответил, что хочет купить на день рождение жены вазочку, но в пределах 10 тысяч долларов. Я предложил ему вазу марки WaterFord, она была уникальной. И он ее купил. Оказалось, что этот человек в джинсах — владелец магазинов Walmart Сэм Уолтон. Представляете, он в то время жил в Далласе!
Как только «Гамс» закрылся в Галерее, я устроился там же в небольшой магазинчик Stereo 2000, который продавал дорогую мелкую электронику. В этом магазине я проработал примерно 10 лет с перерывом в 2 года – уходил к Михаилу Фрумкину в его магазин Russian Island, который тогда тоже располагался в Галерее. Stereo 2000, в конце концов, закрылся из-за высокой стоимости аренды. Я устроился в магазин электроники Fry’s в Гарланде — в отдел телевизоров, там проработал семь лет, пока в прошлом году не уволился.
Все эти годы принимал музыкантов из СССР, в частности, из Риги, сам собирал музыкальный коллектив для гастролей в Советский Союз, был художественным руководителем коллектива музыкантов Dallas Unlimited. Сейчас собираю группу музыкантов для концертов в Швейцарии. Я выпустил несколько дисков, был номинирован на премию Грэмми. Также я в свое время вложил деньги в ресторан Russian Room, который в 1990-х годах работал в Далласе. Его очень любили богатые американцы, приходил к нам и Росс Перо, и другие известные люди. Я привозил туда хороших музыкантов.
— Расскажите о вашей семье, пожалуйста.
— С супругой Еленой я познакомился уже здесь, в Далласе. Она — сестра жены Эдуарда Эпштейна. Вы, кстати, писали о нем в одном из предыдущих номеров The Dallas Telegraph. Сейчас жена временно проживает с мамой, нужно помочь пожилому человеку. Сын Джеральд окончил два университета. Он криминальный адвокат, ведет практику во Флориде и в Техасе.
— Чем увлекаетесь, кроме работы и музыки?
— Я собираю старые вещи. У меня большая коллекция советских медалей, старых советских и немецких документов. Думаю, что передам коллекции сыну. Помню, когда мы ездили в СССР, то давали бесплатный концерт в воинской части. Благодарные военные одарили нас военными шапками-ушанками, тужурками. По просьбе сестры я тогда же вез в Америку шесть семейных серебряных ложечек. На границе советские таможенники меня остановили, обвинив в контрабанде, изъяли не только ложечки, но и военные ушанки, а также оштрафовали на 50 долларов.
— На какой скрипке вы играете?
— У меня французская скрипка. Попала она ко мне очень интересно. Как-то в Израиле разговорился с сестрой, она пожаловалась, что ее сын перестал играть на скрипке, а инструмент пылится под кроватью. Я попросил взглянуть на скрипку, а когда заиграл на ней, то был потрясен громкости и богатству звука инструмента. Естественно, я купил эту скрипку за 2 тысячи долларов. Оказалось, что эта скрипка — произведение известного французского мастера позапрошлого века.
— А что отличает гениального скрипача от рядового?
— Я не считаю себя гениальным скрипачом, но также я и не рядовой музыкант. Я могу открыть ноты и с первого раза сыграть музыкальную композицию, которую вижу в первый раз. Для меня важно, чтобы мои слушатели познали в музыке душу…
We use cookies to ensure that we give you the best experience on our website. If you continue to use this site we will assume that you are happy with it.OkPrivacy policy
Listen to this content
лев кардонский [даллас, техас] пестрая палитра первых иммигрантов русскоязычного далласа состоит как из медиков, бизнесменов, строителей, так и из музыкантов. скрипка льва кардонского, иммигранта из риги, была одной из первых «русских скрипок» северного техаса, – сообщает the dallas telegraph. — лев, когда вы приехали в сша? — в 1975 году. к тому времени мой брат уже как пять лет выехал из советского союза, он и прислал мне вызов. у меня был выбор — остаться в австрии, мне предлагали работу в вене, или уехать в америку. но когда пришел вызов из далласа, я решил выбрать второе. — сколько времени прошло между тем, как вы подали документы в американское консульство на выезд и тем временем, когда вам дали возможность уехать? — четыре месяца. на то время я работал в театре оперы и балета латвии. когда подал документы, то понимал, что могу лишиться работы. но так вышло, что в театре не хватало музыкантов, и мне даже дали лучшую ставку. так что я работал до последнего дня, пока не уехал. хотя многие, кто узнавал о моих планах по выезду, называли меня врагом народа. — как вы стали музыкантом? — моя мама очень хотела, чтобы мы с братом играли на скрипке, поэтому определила нас в музыкальную школу. потом музыка увлекла меня, и я поступил в училище, а затем и в консерваторию. я окончил музыкальное училище у руководителя владислава стурестепа, консерваторию по классу скрипки – у известного дирижера камерного оркестра юлиса сандецкиса. отслужил год в армии в ансамбле песни и пляски прибалтийского военного округа. мне нравится скрипка, — это очень интересный инструмент. — сразу ли вы осознали, что музыка — ваша жизненная профессия? — осознание приходило постепенно, год за годом. когда я начал учиться у хороших педагогов, то возник и интерес, который закрепился после записи моей игры на радио в елгаве. в молодости, между прочим, я был живчиком. везде успевал, — кроме музыки занимался спортом — культуризмом, боксом, бегом. — кем были ваши родители? — мама, роза местер, приехала в ригу из провинции. со своим первым мужем они открыли частную парикмахерскую. потом началась война. ее мужа забрали на фронт, а она вместе с дочкой и мамой смогла выехать в ташкент, что и спасло их. первый муж мамы погиб на войне. из ташкента она вернулась уже в советскую прибалтику. поселилась в одной из пустующих квартир на 6-м этаже дома, где во время войны располагалась эсэсовская школа. вскоре мама познакомилась с мужчиной, который стал ее вторым мужем — моим папой. вот в этой квартире на 6-м этаже я и родился в 1946 году, там и вырос. моя бабушка дожила до преклонных лет, она умерла в 90-летнем возрасте. мой папа, мортко (михаил) кордонский, был родом из молдавского кишинева, в риге работал кладовщиком, заведовал выдачей ресторанам продуктов со склада. до второго замужества мама активно помогала коммунистам, бегала, листовки разносила — не знала, что делала. по своей наивности она верила коммунистам…. — при каких обстоятельствах вы поняли, что с советской страной что-то не так и надо оттуда уезжать? — еще во время моей учебы в училище, приоритет отдавали латышам, русским, а потом — всем остальным. евреев в советском союзе, вы же знаете, сильно зажимали. когда мой брат сказал, что через москву будет уезжать из страны, мама с сестрой испугались — никто не знал, чем это может закончиться для нас. тем более, что моя сестра была большим ученым-математиком. правда, вскоре после моего отъезда в америку, сестру пригласил в израиль для работы над диссертацией ее начальник, так она и уехала. последней каплей для меня стали страх и неизвестность, унижения и неуверенность в той стране. я подумал, что надо что-то менять. если даже в сша я не смогу играть в оркестре, то буду на улице играть, если и такой возможности не останется, то все равно найду какую-то работу. кстати, еще в прибалтике у меня был опыт игры в ресторане «лидо» в юрмале, так что, когда устроился на работу в ресторан «старая варшава» уже в далласе, то почувствовал себя, как дома. — что вы ощутили, когда впервые выехали за рубеж? — когда я приехал в вену, то не сразу понял, где нахожусь — настолько это был другой мир. у меня с собой была скрипка, чемодан, 100 долларов и три палки колбасы на случай, если проголодаюсь. таких, как я, иммигрантов из ссср, поселили на 6-м этаже многоэтажного здания, и начали вызывать на собеседование в американское посольство. нам помогала организация jewish family service. во время ожидания своей участи сначала в вене, а потом и в риме, я познакомился со многими хорошими людьми. одна из самых памятных встреч — с художником из москвы владимиром рыклиным. он подарил мне несколько своих картин. в италии я уже снимал квартиру, нам выдали продуктовые пайки и у меня появилась возможность увидеть италию — это было «золотое время». а потом пришел вызов из далласа, и я улетел в сша. — помните ли вы то мгновение, когда в далласе вышли из самолета? — помню, как мне в лицо пахнул обжигающий летний воздух. это и был техас. в числе группы из других шести одиноких людей меня поселили в крохотные апартаменты, правда, с едой в холодильнике и всем необходимым для жизни. в нашей группе был еще художник, а также человек, который позже открыл бизнес по производству игрушек. позже он уехал в лос-анджелес. — какими были ваши первые впечатления от америки? — страна очень шикарная, я люблю здесь все. но есть и свои нюансы: многое зависит от того, на кого ты работаешь. если хозяин хочет заработать, так это его право, как и твое право работать у него, или искать другую работу. еще мне нравится свобода слова в америке. — какой была ваша первая работа? — я начал изучать английский, а параллельно меня пытались устроить на работу, сначала познакомив с виолончелистом мистером аронсоном. именно он и посоветовал мне попробовать себя в качестве скрипача в ресторане «старая варшава». там играл пианист. в первый вечер я спросил его, что нужно играть, он просто протянул мне ноты. сначала меня приглашали играть на 2 дня в неделю, потом на 4, потом на 6. и вот уже в течение 37 лет шесть вечеров в неделю я играю в ресторане далласа «старая варшава». первым владельцем ресторана был поляк, он держал очень хороших поваров, потому ресторан был популярным. потом «старую варшаву» у него перекупил итальянец, между прочим, очень хороший работодатель. теперь же «старой варшавой» владеет иранец. кроме ресторана в течение десяти лет я работал в опере и в симфоническом оркестре форт-уэрта. устроиться в симфонический оркестр было тогда непросто — конкурс составлял 100 человек на место. но меня взяли. часто приходилось из ресторана отпрашиваться на концерты. однако из-за большой нагрузки пришлось выбирать. и я выбрал «старую варшаву». — была ли у вас другая дневная работа после того, как вы ушли из симфонического оркестра? — помню, ко мне приехал родственник из израиля, решил в америке купить ремонтную мастерскую автомобилей. он вложил в это дело 30 тысяч долларов. но ему пришлось уехать. думали, что ненадолго, поэтому я согласился помочь с управлением компанией. а я, представьте, даже не знал, чем отличается задний бампер от переднего. вся история растянулась на пять лет. из-за конфликта с полицией в израиле, родственника не впустили в сша и нужно было что-то решать с его бизнесом. я продал бизнес по частям, выручив всего 17 тысяч долларов. зато я научился ремонтировать автомобили, и даже купил старый «форд» за 300 долларов и сам его восстановил. после этого я пошел продавать золото в магазине, где проработал 3-4 года. затем устроился в известный в америке дорогой антикварный магазин «гамс». я всегда любил антиквариат, но «гамс» научил меня разбираться в старинных вещах. однажды ко мне пришел клиент — в обычных джинсах, скромно одетый. я спросил его, чем могу помочь. он ответил, что хочет купить на день рождение жены вазочку, но в пределах 10 тысяч долларов. я предложил ему вазу марки waterford, она была уникальной. и он ее купил. оказалось, что этот человек в джинсах — владелец магазинов walmart сэм уолтон. представляете, он в то время жил в далласе! как только «гамс» закрылся в галерее, я устроился там же в небольшой магазинчик stereo 2000, который продавал дорогую мелкую электронику. в этом магазине я проработал примерно 10 лет с перерывом в 2 года – уходил к михаилу фрумкину в его магазин russian island, который тогда тоже располагался в галерее. stereo 2000, в конце концов, закрылся из-за высокой стоимости аренды. я устроился в магазин электроники fry’s в гарланде — в отдел телевизоров, там проработал семь лет, пока в прошлом году не уволился. все эти годы принимал музыкантов из ссср, в частности, из риги, сам собирал музыкальный коллектив для гастролей в советский союз, был художественным руководителем коллектива музыкантов dallas unlimited. сейчас собираю группу музыкантов для концертов в швейцарии. я выпустил несколько дисков, был номинирован на премию грэмми. также я в свое время вложил деньги в ресторан russian room, который в 1990-х годах работал в далласе. его очень любили богатые американцы, приходил к нам и росс перо, и другие известные люди. я привозил туда хороших музыкантов. — расскажите о вашей семье, пожалуйста. — с супругой еленой я познакомился уже здесь, в далласе. она — сестра жены эдуарда эпштейна. вы, кстати, писали о нем в одном из предыдущих номеров the dallas telegraph. сейчас жена временно проживает с мамой, нужно помочь пожилому человеку. сын джеральд окончил два университета. он криминальный адвокат, ведет практику во флориде и в техасе. — чем увлекаетесь, кроме работы и музыки? — я собираю старые вещи. у меня большая коллекция советских медалей, старых советских и немецких документов. думаю, что передам коллекции сыну. помню, когда мы ездили в ссср, то давали бесплатный концерт в воинской части. благодарные военные одарили нас военными шапками-ушанками, тужурками. по просьбе сестры я тогда же вез в америку шесть семейных серебряных ложечек. на границе советские таможенники меня остановили, обвинив в контрабанде, изъяли не только ложечки, но и военные ушанки, а также оштрафовали на 50 долларов. — на какой скрипке вы играете? — у меня французская скрипка. попала она ко мне очень интересно. как-то в израиле разговорился с сестрой, она пожаловалась, что ее сын перестал играть на скрипке, а инструмент пылится под кроватью. я попросил взглянуть на скрипку, а когда заиграл на ней, то был потрясен громкости и богатству звука инструмента. естественно, я купил эту скрипку за 2 тысячи долларов. оказалось, что эта скрипка — произведение известного французского мастера позапрошлого века. — а что отличает гениального скрипача от рядового? — я не считаю себя гениальным скрипачом, но также я и не рядовой музыкант. я могу открыть ноты и с первого раза сыграть музыкальную композицию, которую вижу в первый раз. для меня важно, чтобы мои слушатели познали в музыке душу…. текст и фото сергея тараненко.